Сергей Губарев: Не исключаю, что Молдова сориентируется на евразийскую интеграцию

Сергей ГубаревВ Одессе 23-24 мая состоялся очередной раунд переговоров по урегулированию приднестровского конфликта в формате «5+2» (Молдова, Приднестровье, Россия, Украина, ОБСЕ и наблюдатели от ЕС и США). Единственным достижением переговорщиков стало решение демонтировать ржавую канатную дорогу над Днестром между Рыбницей и Резиной. Посол МИД России по особым поручениям СЕРГЕЙ ГУБАРЕВ рассказал главному редактору «Ъ-MD» ВЛАДИМИРУ СОЛОВЬЕВУ о том, почему результаты столь скромны, а также объяснил, почему дипломатам приходится заниматься хозяйственными, а не политическими вопросами.

«Речь не о политизации вопроса ржавой канатной дороги, а о режиме в Зоне безопасности»

— Как вы оцениваете итоги прошедшего раунда переговоров?

— Могу сказать ответственно и определенно, что предложенная Россией и поддерживаемая пока всеми участниками формата «5+2» тактика малых шагов, которые призваны создавать доверие между двумя берегами, оправдывает себя. Конкретный результат налицо. Смешно было бы думать, что проблемы, которые накапливались 20 лет, могут быть решены за один-два раунда. Но конкретный результат по итогам этого раунда достигнут. Вы знаете, что есть представляющий опасность объект — канатная дорога Рыбница—Резина. Она была построена в 1962 году, не эксплуатировалась 20 с лишним лет и пришла в негодность. Вагонетки висят над жилыми домами и могут в любой момент рухнуть. Так вот, было достигнуто политическое решение по демонтажу канатной дороги. Это было не просто хотя бы в силу того, что канатная дорога находится в Зоне безопасности приднестровского конфликта.

— Почему вы называете это решение «политическим»? Речь ведь идет о том, что нужно снять ржавое железо.

— Докладываю. Я тут уже объяснял уважаемому американскому представителю, что я с трудом могу себе представить картину, чтобы в Монсе — в штаб-квартире объединенных вооруженных сил НАТО в Европе — без согласования с людьми, которые там несут службу, велись какие-то работы.

— Разве это корректный пример? Там штаб-квартира, а тут…

— А тут Зона безопасности приднестровского конфликта, если уж называть вещи своими именами.

— Получается, пахать и сеять в этой зоне — тоже политика.

— Почему политика? Как раз удалось достигнуть понимания дальнейших действий в силу того, что стороны ушли от политизации этого вопроса.

— Объясните, как можно политизировать вопрос ржавой канатной дороги? Мне правда интересно.

— Речь идет не о политизации вопроса ржавой канатной дороги, а о режиме в Зоне безопасности приднестровского конфликта, который определяется целым набором документов, в разное время подписанных сторонами. Этот режим контролируется Объединенной контрольной комиссией (ОКК) и Объединенным военным командованием (ОВК), миротворческими силами и так далее, и тому подобное. Зона безопасности — это реальность, с которой нужно считаться.

— Хорошо. Скажите, канатную дорогу решено снимать? Или пока лишь подписан протокол о том, что это надо сделать? Можете ответить, когда она будет демонтирована — через неделю, через месяц?

— Через неделю она демонтирована не будет. Во-первых, это достаточно затратное мероприятие, а во-вторых, это требует оценки, плана, проектно-сметной документации. Я не специалист в этом вопросе, но, как мне представляется, может понадобиться какой-то вертолет, который туда как-то надо доставить. Хочу сказать, что решение принято политическое, а дальше уже дело техники. Больше дискуссий о том, снимать или не снимать эту канатную дорогу, в формате «5+2» не будет. Принято решение демонтировать, и это уже дело исполнителей.

— Кто займется демонтажом?

— Подрядчик, который будет найден.

— Стороны его будут искать?

— Почему? Посредники тоже. Мы обратились к действующему председательству в ОБСЕ — к Украине, которая распространит этот запрос среди участников формата «5+2». В России, на Украине, думаю, найдутся структуры, которые будут готовы этот проект реализовать.

«У Кишинева и Тирасполя разное видение значительного количества тем»

Помимо канатной дороги у сторон накопился внушительный список нерешенных вопросов: открытие моста Бычок—Гура-Быкулуй, проблема автономеров для приднестровских грузоперевозчиков, свобода передвижения, создание форума гражданского общества, сотрудничество правоохранительных органов.

— Вы можете долго перечислять вопросы. Мой ответ будет коротким: решение достигнуто пока только по канатной дороге. По всем остальным перечисленным вопросам есть определенное движение. По номерам, насколько я информирован, есть движение. Говорить о полном отсутствии прогресса не приходится, но конкретным решением вас я порадовать пока не могу.

— В сухом остатке получается, что уже полтора года как возобновились переговоры в формате «5+2», а похвастать переговорщикам нечем — они топчутся на месте и тратят целый день на согласование повестки встречи.

— Согласование повестки дня достаточно естественный процесс. Ни для кого не секрет, что у Кишинева и Тирасполя разное видение значительного количества тем, которые мы хотим обсудить и по которым мы хотим принять решения. Вы знаете, что экспертные рабочие группы готовят те или иные материалы и решения, которые по многим вопросам дошли до той стадии, что нужна только политическая воля для их реализации.

— А ее нет?

— Не всегда она бывает. Канатная дорога — блестящий пример того, когда политическая воля привела к конкретному результату.

— Нынешний раунд переговоров стал первым после того, как в Зоне безопасности произошла серия скандальных и опасных инцидентов. Эта тема затрагивалась переговорщиками?

— Зона безопасности, как производная от миротворческой операции — ее составная часть, не является предметом обсуждения в формате «5+2».

— Вы сейчас почти слово в слово повторили позицию приднестровского МИДа.

— Для того чтобы обсуждать ситуацию в Зоне безопасности и принимать какие-то решения о миротворческой операции, существуют созданные и оправдавшие себя структуры: ОКК и ОВК. Поэтому Россия неоднократно заявляла, что предметом обсуждения в формате «5+2» ни Зона безопасности, ни миротворческая операция не являются.

— Но ведь подобные инциденты создают негативный фон для переговоров. Почему же они не беспокоят дипломатов?

— Никто мне не может объяснить рационально одну простую вещь: почему ОКК и ОВК не являются подходящей площадкой для обсуждения миротворческой операции. В этих органах представлены все участники миротворческой операции. Почему это надо переносить на площадку «5+2»?

— Именно переговорщики, участвующие в формате «5+2», уполномочены заниматься политическим урегулированием приднестровского конфликта. И именно по причине отсутствия политического урегулирования в Зоне безопасности происходят совсем небезопасные инциденты. Ведь так?

— Могу всего лишь повторить, что миротворческую операцию уполномочены обсуждать ее участники в формате тех структур, которые существуют на протяжении двадцати с лишним лет и доказали свою эффективность и действенность.

— Такое ощущение, что вокруг этого вопроса есть какая-то интрига, известная только погруженным в процесс участникам переговоров и поэтому предметного разговора на эту тему не получается.

— Никакой интриги нет. Просто нужно исполнять те документы, под которыми стоят подписи руководства сторон. Могу вновь перечислить участников миротворческой операции и привести всю ту же аргументацию.

«Такая у них судьба, у журналистов»

— Перед самым началом одесского раунда переговоров генерал-полковник Валерий Евневич на круглом столе в Госдуме сделал ряд громких заявлений, растиражированных российскими СМИ. Он заявил о блокаде снабжения миротворцев со стороны Кишинева и Киева и обвинил в шпионаже двух сотрудников миссии ОБСЕ в Молдове. Как прокомментируете?

— Вы сказали очень хорошую фразу, которая раскрывает суть случившегося: «заявления, растиражированные СМИ». Я, к сожалению, не был на том круглом столе, на который ссылаются журналисты. Но как только эти слухи стали циркулировать, я позвонил генерал-полковнику Евневичу и выяснил у него лично, что он имел в виду. Он имел в виду скандальный, достаточно стандартный инцидент, который произошел 15 мая около 13.00, когда два сотрудника миссии ОБСЕ, предъявив документы, пытались проникнуть на охраняемую территорию военного склада — объекта минобороны РФ.

— Предъявив документы, пытались проникнуть?

— Ну не проникнуть, пройти. Это не первая попытка. Им было в очередной раз разъяснено, что такой возможности у них не будет, и они повернулись и ушли. Вот о чем говорил генерал-полковник Евневич.

— То есть о том, что сотрудники миссии ОБСЕ шпионили и собирали информацию, он не говорил? Во всем опять журналисты виноваты?

— Боюсь, что да. Такая у них судьба, у журналистов.

— Ясно. А что с обвинениями в блокаде?

— Это для меня новость. Впервые услышал об этом от вас.

— То есть об этом Евневич тоже не говорил?

— Эту тему я с ним не обсуждал. Ничего не могу сказать.

— Мне кажется, когда журналисты что-то придумывают и приписывают какому-то чиновнику слова, которых он не говорил, логично было бы, чтобы этот чиновник выступил с официальным опровержением.

— По этому вопросу был опубликован комментарий МИД России.

«Я могу только посочувствовать приднестровскому руководству»

— Что мешает сторонам перейти к обсуждению вопроса о статусе ПМР в составе Молдовы?

— Политическое поле для работы в данный момент не расчищено. Есть два якоря, которые удерживают Кишинев и Тирасполь на нынешних позициях. Это закон об особом статусе Приднестровья, принятый Молдовой в 2005 году (закон об особом правовом статусе приднестровского региона, принятый парламентом РМ без консультаций с Тирасполем.— «Ъ-MD»), и референдум, проведенный в ПМР в 2006 году (за независимость от Молдовы и присоединение к России на нем высказалось 98,08% населения Приднестровья.— «Ъ-MD»).

Я в шутку часто говорю господину Карпову (вице-премьеру Молдовы по реинтеграции Еуджену Карпову.— «Ъ-MD»), что я более тщательно соблюдаю законы Молдовы, будучи гражданином России, чем он. Но в каждой шутке есть лишь доля шутки. Я не могу закрыть глаза на то, что закон 2005 года в принципе расставил все точки над «i» в молдавском понимании статуса Приднестровья. Я не могу обсуждать то, что с точки зрения Кишинева уже решено. Могу только повторить, что для меня точкой начала обсуждения политических вопросов явится следующий день после того, как парламент Молдовы отменит закон 2005 года.

— Отлично. С Молдовой определились. А что делать с приднестровским референдумом?

— Это вопрос очень интересный. Наши приднестровские коллеги находятся в более сложном положении. Одно дело закон, который мог быть принят ошибочно в определенных условиях, другое дело воля народа, выраженная на референдуме. В этом плане я могу только посочувствовать приднестровскому руководству.

— Вы сочувствуете ему как Сергей Губарев или как посредник, который занимается урегулированием?

— Как чиновник, который понимает, что такое интерпретация результатов референдума.

— Выходит, и вам можно посочувствовать, ведь Россия признает территориальную целостность Молдовы, а вы являетесь российским переговорщиком, который должен эту территориальную целостность каким-то образом обеспечить.

— Наша позиция никоим образом не изменилась и повторялась недавно — в январе на консультациях глав МИД России и Украины Сергея Лаврова и Леонида Кожары. Россия исходит из признания территориальной целостности и суверенитета Молдовы при обеспечении особого, специального, надежно гарантированного статуса для Приднестровья. Ничего нового в этом нет. Вопрос только в том, как и когда мы подойдем к работе над этой проблематикой.

— В январе этого года в интервью «Ъ-MD» глава МИДЕИ Юрие Лянкэ намекал на то, что закон 2005 года не догма. То есть допускал, что он может быть изменен или отменен.

— Юрий Григорьевич — человек очень взвешенный, и наверняка за его словами что-то конкретное стоит. Была, видимо, какая-то проработка этого вопроса. Я этого интервью не читал, но то, что вы мне сказали, обнадеживает. Давайте действовать исходя из того, как будет развиваться ситуация с этим законом дальше.

— Как увязывается участие Москвы в урегулировании приднестровского конфликта и поощрение Россией евразийских устремлений Тирасполя? 9 мая в Тирасполе гостил российский вице-премьер Дмитрий Рогозин и заявил, что евразийская интеграция — единственный выход не только для ПМР, но и для Молдовы.

— Вы сами ответили на вопрос. Евразийская интеграция — открытый процесс, и мы будем приветствовать в рамках этого процесса и Кишинев, и Киев, и всех остальных, кто к нему захочет присоединиться. Не исключаю, что, взвесив все «за» и «против», молдавское правительство может сориентироваться на евразийскую интеграцию.

— Москва в 2003 году предприняла попытку быстро разрешить приднестровский конфликт. Сейчас ничего подобного не намечается? Не собирается Россия повторить попытку?

— Повторю то, что говорил неоднократно. Ключ к решению приднестровской проблемы лежит не в Москве, не в Вашингтоне, не в Брюсселе и не в Киеве. Половинки этого ключа…

— Лежат в каждой из этих столиц.

— Лежат в Кишиневе и в Тирасполе. Наша задача, как страны-гаранта приднестровского урегулирования, помочь в реализации того решения, которое стороны для себя выработают и которое одобрит народ на одном и на другом берегу.

Беседовал Владимир Соловьёв

ИСТОЧНИК:  kommersant.md

Подпишитесь на Telegram-канал "Евразийская Молдова": самые свежие новости, аналитика, обзоры и комментарии о развитии Евразийского экономического союза. Подписаться >>>