Жорес Алферов: «Интересная жизнь с грустным финалом»
Осенью 2017 года Жорес Иванович обратился ко мне с просьбой записать его мемуары. В последние годы жизни он, человек с феноменальной памятью, стал замечать, что этот дар под воздействием болезни и сильных лекарств время от времени начинает давать сбои, и ему захотелось заново вспомнить весь свой путь. Жоресу Ивановичу важно было это сделать, находясь именно на той вершине жизни, на которую он поднялся, завершая восьмой десяток лет.
Мы встречались по воскресеньям в его загородном доме в поселке Комарово с 19 ноября 2017 года до 27 января 2019-го, успев охватить за этот период все времена года и все времена жизни Жореса Ивановича.
Своеобразным лейтмотивом этих встреч была однажды оброненная им фраза: «Я прожил интересную жизнь, но с грустным финалом».
Этому признанию были созвучны все наши встречи. Но есть в этих воспоминаниях и такие мотивы, которые приобрели новое звучание и новые смыслы.
Об ангеле-хранителе
Наверное, это только моя жена. С одной стороны, для меня всю жизнь главным были мои исследования в области гетероструктур, развитие электроники в нашей стране.
С другой стороны, самым страшным для меня был развал Советского Союза и в общем гибель нашей страны. И это сказалось и на жизни нашей семьи, безусловно. В эти трудные времена Тамара (Тамара Георгиевна Алферова — прим. ТАСС) была всегда моей поддержкой и опорой.
О зависти в науке
Я где-то читал, что в науке самым главным является как раз результат, полученный другим, который вызывает такие чувства [зависти в науке]. Но я лично никогда таких чувств не испытывал. Я все время занимался решением определенных проблем и задач. И где и когда тут кому завидовать?
О гармоничной научной идее
Я думаю, что идеи квантовой физики, родившиеся на рубеже ХIХ и ХХ веков, идеи теории относительности Эйнштейна и его идеи квантовой теории света — это очень красивые идеи.
Помимо того что они имели огромное фундаментальное значение для науки, они были необычайно красивы по существу. Их красоту я, наверное, оценил намного позже, но, безусловно, это фундаментальные идеи в области не только современной физики. Эти фундаментальные идеи квантовой физики изменили современную науку вообще. И конечно, они были исключительно красивы.
О предмете «Основы православной культуры»
Введение предмета «Основы православной культуры» — это есть введение предмета, который до революции назывался «Закон Божий». Я им говорил: пожалуйста, вводите историю религии. И вводите в старших классах. А если вы вводите «Основы православной культуры» в четвертом классе — это вы вводите «Закон Божий». Естественно, я против.
О круге чтения
Сегодня по-прежнему моими любимыми книгами являются более-менее популярные произведения Альберта Эйнштейна. Я очень люблю британского физика-теоретика Стивена Хокинга, который недавно умер. Он был очень больным человеком. Между прочим, урну с его прахом, хотя он не был религиозным, похоронили в соборе межу урнами Дарвина и Ньютона, отдав должное гению этого человека, которому принадлежит идея большого взрыва. Вот если говорить о красивых идеях в науке, то идея большого взрыва — очень красивая идея. Я по-прежнему люблю популярные научные произведения. Люблю перечитывать многие книги. Из писателей наших для меня один из самых любимых — Михаил Шолохов. Люблю и «Тихий Дон», и «Поднятую целину», и «Они сражались за Родину». Я их перечитываю. Что меня огорчает, если зашла речь о чтении, это то, что современная молодежь, и в общем даже не только молодежь, практически не читает. Для меня это некая личная трагедия. В круг моего чтения всегда входил Жюль Верн. Да, он классик научной фантастики. У Стругацких вещи намного слабее, естественно. Что я безумно увлекался научной фантастикой, я этого не скажу. Но Жюль Верн был моим любимым писателем, безусловно. Нужно еще понимать следующую вещь: мои юношеские годы выпали на годы войны. Когда война началась, мне было одиннадцать лет, когда она кончилась, мне было пятнадцать. Поэтому что удавалось иметь, такие книги я и читал. Помню, что в военные годы, если удавалось достать, я старался прочитать книгу-учебник — по одному из предметов, которые потом придется изучать в следующем классе. Это было мне необходимо. Но могу сказать, что и в юности меня привлекала просто хорошая литература.
Каверин, безусловно. Роман «Два капитана» был любимой книгой в нашей семье. Мама ее купила до войны и подарила моему старшему брату. И он ее очень любил. После него читал я и тоже очень полюбил. И лозунг главного героя этой книги Сани Григорьева «Бороться, искать, найти и не сдаваться» стал и моим девизом. При этом я всегда подчеркивал, что очень важно знать, за что ты борешься. С Граниным мы были соседи. И дружески общались. Вообще из советских поэтов у меня любимый — Маяковский. А писатель, с которым я был знаком и к которому очень хорошо относился, был замечательный белорусский баснописец и драматург Кондрат Кондратович Крапива. С его сыном мы учились вместе в школе. Они были нашими соседями в первые годы, когда мы жили в Минске. Он человек был замечательный. Очень рано потерял жену. Его старший сын, как мой старший брат, погиб на фронте. Характерная черта того поколения, что это были в большинстве случаев честные и порядочные люди.
Об анекдотах
Анекдоты я очень люблю. Анекдоты нужны. Хорошим юмором всегда обладали почти все наши ведущие ученые — Капица, скажем, Басов и Прохоров. Александров тоже очень любил анекдоты, хотя жизнь у него была нелегкой. Прекрасным чувством юмора обладал Келдыш. Да и ваш покорный слуга никогда не чурался этого дела.
О памяти и потрясении
У меня память была очень хорошей. Лет до восьмидесяти шести она была в каком-то смысле даже уникальной. Я помнил массу деталей. Но последние два года я болел часто, в том числе и тяжело болел, и стал многое забывать. Но, как говорится, кто о чем, а вшивый все про баню. Могу сказать, что самым тяжелым потрясением в моей жизни, сказавшимся и на жизни моей семьи, был распад Советского Союза. Я с этим никогда не смогу смириться, до самой последней минуты моей жизни.
О самом продуктивном времени суток
Люблю поспать и поздно встаю. Раньше — тоже. Я любил поспать всегда. Очень рано на работу ездить для меня было трудно.
И после того, как проснулся и начал работать, и вечером — да весь рабочий день — все любимое.
Чтобы мне приснилось что-нибудь гениальное — нет. Просто я мог очень поздно работать и продолжать работать ночью. Или мог очень рано встать, потому что мне очень захотелось что-то делать по моей специальности. Но я не могу сказать, что мне что-то такое приснилось.
О «детском саде» академика Алферова
«Детский сад» Алферова? Нет… Могу сказать почему. Когда мог бы появиться «детский сад» Алферова, уже возник довольно большой возрастной разрыв между мной и моими учениками. Это раз. Во-вторых, «детский сад папы Иоффе» возник прежде всего в связи с огромной потребностью в научных исследованиях в физике в нашей стране. Абрам Федорович привлекал к научным исследованиям молодежь. Ну и молодежь шла в науку, потому что это было интересно. И молодежь чувствовала, что она нужна. Он привлекал молодежь в физтех. Характерная черта Иоффе: талантливых своих учеников он посылал в другие вновь создаваемые научные центры, не держался за них у себя.
А научные центры возникали один за другим: Харьковский физтех, Днепропетровский физтех, Томский физтех, Уральский институт физики… Там были нужны ученые. И Абрам Федорович посылал туда своих учеников. А куда я буду посылать сегодня своих учеников? В Бостон?.. Там они действительно появились и вспоминают меня. И, приезжая в Бостон, я встречаю своих учеников. Но это другой случай.
Об оптимизме в серьезных решениях
Ой, тяжелый вопрос… Вера в наш народ… В начале 40-х, когда началась война с фашистами, 90 процентов населения нашей страны было уверено в победе. Знали, что нам предстоят тяжелые испытания, но победа будет за нами. Мы принесли свободу и независимость всей Европе. А что сегодня мы несем? У нас были тяжелые времена не один раз, и мы как-то справлялись с самыми тяжелыми ситуациями. Сегодня, я думаю, мы переживаем самые тяжелые времена в истории нашей страны. Ну, по крайней мере, за последние несколько сотен лет. Да… да… Я так считаю. Я не знаю времена, когда Польша нас захватывала, времена Минина и Пожарского. Но за последние 200–250 лет — безусловно. И потери у нас самые большие… Ну кому могло прийти в голову, что мы потеряем Украину! Я вам говорил, что раньше ездил чуть ли не каждый год в Черкасскую область на братскую могилу, где похоронен мой старший брат. Это такая самая украинская область, там вообще по-русски никто не говорит. И вместе с тем это наши друзья. Сейчас я не знаю, могу ли поехать… Школы этой нет. Братская могила есть, слава богу. Я не знаю, к кому ехать, с кем договариваться. Это ужасно.
О погибшем брате
Я с ним разговариваю, он по-прежнему для меня живой. Мы с ним обсуждаем проблемы страны, проблемы нашей семьи. И говорим мы с ним о дне сегодняшнем. Он для меня остается моим старшим братом и старшим другом. Он старше меня по-прежнему, хотя погиб в 20 лет, а мне уже восемьдесят восемь.
* * *
Мемуары Жореса Алферова открываются обращением к читателям, где есть такие важные строчки: «Чем поучительна моя жизнь? Тем, пожалуй, что во всех ее обстоятельствах, какими бы сложными они ни были, я всегда стремился оставаться самим собой».
Записывая его воспоминания, я не раз убеждался, как сложно порой было Жоресу Ивановичу следовать этому принципу, но он всегда находил в себе силы «не прогибаться под изменчивый мир».
