Нефтегазовый сектор: по какому пути пойдет его развитие?
В Институте мировой экономики и международных отношений им.Е.М.Примакова состоялась Международная конференция на тему «Трансформация мировой экономики и глобальная климатическая повестка». С докладами и сообщениями выступили почти сорок ученых из различных профильных академических и учебных заведений.
Они анализировали различные формы влияния климатической повестки на развитие экономики, на ход процесса глобализации в мире. Значительное внимание было уделено развитию мирового энергетического сектора и особенно — нефтегазовой отрасли.
Сообщает наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов.
Идет структурная перестройка нефтегазового сектора
Корр.: Докладчики, отслеживающие развитие мирового энергетического сектора, пришли к выводу, что он в настоящее время переживает структурную перестройку, которая к тому же проявляется по-разному. В частности, по мнению главного директора по энергетическому направлению Фонда «Институт энергетики и финансов» Алексея Громова, «мировой нефтегазовый бизнес уже давно не господствует на фондовых рынках, что естественно, является большой головной болью для мировых нефтяных корпораций. Они пытаются вернуть свои утраченные позиции и искать новые точки приложения капитала, новые направления для своего дальнейшего экономического развития».
Ученый определяет три фактора, которые влияют на развитие нефтегазового сектора по крайней мере на корпоративном уровне (это комплекс взаимоувязанных решений, касающихся распределения ключевых ресурсов между разными направлениями бизнеса — ИФ).
Громов: Самый важный из них — готова ли нефтяная отрасль и дальше продолжать инвестиции в долгосрочные проекты? Сегодня нефтегазовая отрасль не торопится это делать, ибо никто не знает, куда вкладывать средства. Точнее говоря, есть растущая неуверенность, что через 10-15 лет потребность в нынешних углеводородах останется такой же, как и сегодня. Это первый вызов.
Второй вызов — декарбонизация. От того, как быстро будет идти декарбонизация, зависит изменение рынка нефти до 2030 года.
Да, на рынке уже появились понятия «низкоуглеродная нефть», «сертифицированный газ», «зеленый СПГ» и другие. И тот факт, что те же самые нефтегазовые компании сейчас не модно, даже некрасиво называть нефтегазовыми, а лучше называть энергетическими, говорит об их стремлении вкладывать деньги в широкий спектр энергетических проектов.
Создается новый рынок
Корр.: Член-корреспондент РАН заместитель директора ИМЭМО им. Е.М.Примакова Станислав Жуков считает, что на наших глазах происходит генезис как минимум двух новых рынков.
Жуков: Если раньше мы знали, что нефть с рыночной точки зрения имеет два основных свойства — это плотность и вязкость, то сейчас точно такую же роль играет углеродоемкость нефти. В связи с этим в мире сознательно строится новый рынок сертифицированного газа. Пока это еще находится в экспериментальной стадии, но с высокой вероятностью можно утверждать, что это будет иметь успех. Сейчас мы видим зачатки уже и рынков природных решений (термин «решения, основанные на природе» относится к устойчивому управлению и использованию природных объектов и процессов для решения социально- экологических проблем — ИФ).
Парадоксально, но самый крупный рынок природных решений находится в Индии. Но и в России принимаются очень крупные решения в этой сфере, потому что низкоуглеводная стратегия России уже инкорпорировала этот элемент не только на уровне стратегии, но и на уровне практического осуществления. В частности, речь может идти о важнейшем инвестиционном проекте, который называется «О выбросах климатически вредных веществ».
Корр.: Но несмотря на все эти факторы США, как считает профессор член Научного совета РАН по системным исследованиям в энергетике Андрей Конопляник, не собираются отказываться от развития нефтегазового сектора даже в ущерб Евросоюзу. Их более дорогой сжиженный природный газ находит свой рынок сбыта в Европе.
Спрос на нефть после 2023 года может снизиться в два раза!
Корр.: Тектонические изменения, которые происходят на мировых нефтегазовых рынках, также влияют на риск глобальной рецессии. Почему? Потому что бизнес ориентируется в первую очередь на развитие низкоуглеродной экономики, а значит появляется нехватка необходимых объемов углеводородов. Но потребители нуждаются в дополнительных объемах углеводородов, и они не понимают, почему их нет.
Все это провоцирует дисбалансы на рынке, а устойчиво высокие цены замедляют экономический рост, что угрожает рецессией. Это, в свою очередь, и вызвало подозрение, что после 2023 года спрос на нефть снизится более чем в два раза.
Ценовая политика показывает, что все же нефтегазовый сектор развивается
Корр.: Но все же, несмотря на структурные изменения, нефтегазовый сектор развивается. Как и по какому пути идет развитие, можно проследить по состоянию цен на основные сырьевые товары. Анализ ценовой политики сделал в своем докладе Алексей Громов.
Громов: Если посмотреть, что происходило с ценами на основные сырьевые товары, начиная со второй половины 2021 года, когда начали происходить структурные изменения, то увидим, что рост сырьевых цен связан с накоплением структурных дисбалансов в системе. На цены влияло и хроническое недоинвестирование сырьевых секторов, в первую очередь углеводородов. К тому же энергетический переход где-то реализовывался слишком быстро, а где-то медленно. Короче говоря, все эти дисбалансы приводят к тому, что цены на сырье как основной ресурс развития экономики начинают бурлить.
Посмотрим на мировые инвестиции в энергетический сектор. Кризис кризисом, а в 2022 году общий объем капиталовложений достигнет по итогам этого года рекордного уровня: почти 2,5 триллиона долларов. Как распределяются эти деньги? С 2020 года устойчивые инвестиции в возобновляемые источники энергии и энергоэффективные проекты в мире в целом устойчивы и почти в два раза превышают инвестиции в разведку и добычу нефти! В 2022 году триллион долларов направляется в ВИЭ (возобновляемые источники энергии — ИФ) и энергоэффективные проекты, а в нефтегазодобычу пошло лишь 420 миллиардов. И даже если добавить еще 300 миллиардов долларов, направленных в нефтепереработку, все равно эти цифры несопоставимы с теми инвестициями, которые идут в низкоуглеродную энергетику.
Тревожный сигнал: инвестиции в отрасль стали уменьшаться.
Громов: Кроме того, есть еще один такой тревожный сигнал: в 2021 году углеводородная отрасль впервые получила меньше банковских облигаций и кредитования, чем ВИЭ и другие углеродно-нейтральные проекты. Пока цифры как бы близки, но разрыв будет увеличиваться с учетом жесткой позиции центробанков и банков развития в отношении дальнейшего финансирования углеводородной энергетики.
Далее. По итогам 2022 года мы увидим, что для поддержания уровня добычи, именно для поддержания нынешнего, а не увеличение его, выделяют от 500 до 750 миллиардов долларов. Разрыв серьезный: потребности явно опережают реальные инвестиции. Более того, мы ведь должны смотреть не только на абсолютные цифры, и если мы наложим эти цифры на отраслевую инфляцию, то рост капиталовложений, например, по итогам 2022 года вообще будет смешным. Он будет составлять менее полутора процентов по отношению к 2021 году. И это в ситуации экстремально высоких цен на углеводороды!
Но как реагируют компании на всю эту историю? Инвестиционные стратегии у международных и национальных нефтегазовых компаний существенно расходятся. По сути, мы видим, что в целом национальные нефтегазовые компании ориентированы все-таки на поддержание развития своей нефтегазодобычи, а мейджоры ориентированы на переориентацию инвестиций от углеводородных проектов в проекты низкоуглеродные. Но риск, с которым мы сталкиваемся сегодня, пусть это риск переходного периода, он связан в первую очередь с тем, что инвестиции в ВИЭ требуют в два-три раза больше затрат на единицу производимой энергии по сравнению с мощностями, которые используют ископаемое топливо. То есть, чтобы компенсировать развитие или заместить, или даже хотя бы как-то обеспечить устойчивость развития возобновляемой энергетики, нам нужно вкладывать гораздо больше денег в возобновляемые источники энергии при меньшей эффективности этих капиталовложений на единицу производимой энергии.
Год рекордных доходов
Громов: И все же 2022 год по всему миру — год рекордных доходов в нефтегазовом секторе. Общий объем дополнительных денежных средств относительно 2021 года, которые поступят в бюджеты нефтегазовых компаний, составляет примерно 50% плюс к уровню 2021 года.
Но! Обратите внимание, как распределяются эти деньги. На самом деле, большая часть средств идет на погашение предыдущих долгов, на обратный выкуп акций, на выплаты дивидендов — по сути, на оптимизацию финансовых показателей компании и улучшение финансового положения, и как бы на инвестиции в низкоуглеродные проекты с отдаленной перспективой реализации. В результате, общий объем нефтегазовых инвестиций остается на крайне низком уровне относительно тех потребностей энергобезопасности, которые сегодня есть.
Почему это происходит? Потому, что компании остаются в режиме ожидания в условиях неясности, как долго сохранится высокая лабильность на сырьевых рынках, и останется ли фактор декарбонизации доминирующим при принятии решений.
Это положение в мире, а в отдельно взятом регионе — ЕАЭС?
Корр.: Естественно, что рассмотрение вопроса о путях развития этого сектора экономики в мире не могло обойтись без анализа положения в Евразийском экономическом союзе. С докладом на эту тему выступил д.э.н профессор МГИМО МИД России м МПГУ Игорь Филькевич. Он отметил, что страны этого Союза в последнее время тоже стали уделять большое внимание возобновляемым источникам энергии.
Филькевич: Если мы посмотрим на ситуацию, которая складывалась в 2021 году, то можно отметить, что, к примеру, в Белоруссии по сравнению с 2020 годом количество используемых возобновляемых источников энергии возросло практически на 45%, а если мы посмотрим период с 2016 по 2021 год, то практически в пять раз. При этом ключевой энергией, которая используется из возобновляемых источников энергии, выступает солнечная. В Республике Беларусь на нее приходится практически около 38%; далее идут ветровые источники энергии. Их количество возросло за последний период в два, а солнечной энергии — в три раза.
Еще более интересная ситуация складывается в Казахстане, где, соответственно, в 2021 году количество возобновляемых источников энергии возросло на 30%. А общее количество энергии достигло двух гигаватт. Из них 42% приходится на ветровые станции, 39% — на солнечные энергетические ресурсы.
Важно отметить, что Российская Федерация тоже сделала серьезные шаги по реализации данного проекта. Только в 2021 году было введено 1,4 гигаватт возобновляемых источников энергии, что в полтора раза выше по сравнению с 2020 годом. А к 2024 году в Российской Федерации количество энергии, вырабатываемой за счет возобновляемых источников, должно достигнуть четырех гигаватт.
Чуть хуже обстоят дела в Армения и Кыргызстане. Это связано с тем, что для них все рассматриваемые источники возобновляемой энергии с учетом низкой стоимости энергии вообще и низкой платежеспособности населения — достаточно дорогостоящее удовольствие. И это несколько сдерживает данные регионы. Но вместе с тем, через программу ООН, они получают ресурсы для реализации своих проектов.
Для дальнейшего совместного развития в новых условиях сейчас главной задачей для стран ЕАЭС является разработка общих законодательных стандартов, общих норм, подходов и концепций.
